Сердце ворона  - Анастасия Логинова

Рахманов наклонил голову вбок и некоторое время размышлял – что, если ее приезд это и впрямь чудесное совпадение? Но тотчас мысль отмел: пансионатов на побережье не меньше дюжины, а «Ласточка» отличается от череды прочих только тем, что в десяти верстах отсюда убили любовника Щукиной. Не бывает таких совпадений.

Но тут сыграла на руку неуемная болтливость Щукиной. Запрокинув голову, позволяя немилосердному южному солнцу ласкать ее и так уже раскрасневшуюся шею, она продолжила рассказ:

– Устала, видите ли, от городской суеты. Вам, милейший Дмитрий Михайлович, как столичному жителю, уверена, тоже знакомо это чувство. Захотелось немедля бросить все дела и уехать в Ниццу или Баден… а тут, такое совпадение, Аннушке на глаза попалось объявление об этом самом пансионате.

– Так это была идея Анны Григорьевны – приехать сюда?

– Именно. Но я разочарована… условий никаких, обслуга слова доброго не стоит, а обществе здешнее вызывает только разочарование… Ни одного приличного человека! Ну, окромя вас, разумеется, милейший Дмитрий Михайлович. Одно благо, что близко.

– …и что цены поскромнее, чем в Ницце, – развлекаясь, поддакнул Рахманов.

– И это тоже, – согласилась Щукина. Впрочем, сочла нужным прояснить: – Нет, вы не подумайте, бога ради, что деньги для меня проблема. Но все же одинокой беззащитной девушке, увы, приходится быть практичной.

Рахманов не сразу сообразил, что одинокая беззащитная девушка – это сама Ираида Митрофановна и есть. А девушка все продолжала и продолжала о наболевшем:

– Знаю-знаю, что вы скажете, милый Дмитрий Михайлович: «Вы звезда, Ираида, вам поклоняются миллионы, сам Великий князь восхищался вашей игрой, проездом будучи в Екатеринодаре…». А я отвечу вам: да-да, все это так, но судьба актрисы подобна прекрасной розе в хрустальной вазе. Сегодня ты купаешься во всеобщем обожании, а завтра – лепестки вянут и тебя выкидывают на помойку…

– Уж ваши-то лепестки по-прежнему свежи, милая Ираида.

Комплимент был сомнительный, но Рахманов знал, что актрисе он понравится.

– Благодарю, но я не о себе, разумеется. Я грущу о бренности бытия и упадке некогда великого театра. Вы себе представить не можете, Дмитрий Михайлович, кого нынче принимают в театр. Это же абсурд! Кошмар! Куда мы катимся?! Ужасно надоели эти малолетние провинциалки со свежими мордашками и делано наивными глазенками. Так и лезут, так и норовят наступить на пятки! Не верю я их наивным глазкам. И вам не советую верить. Поверишь им – тотчас обнажат зубки и перегрызут тебе хребет. С каждым годом эти паршивки все наглее и наглее!

– Это вы о Ларисе Николаевне? – удивился Рахманов.

– О ней, голубушке… – Красивое лицо Щукиной на миг исказилось горячей ненавистью – которую, впрочем, актриса очень быстро и умело скрыла. – Уж поверьте, Дмитрий Михайлович, знаю я таких, как эта Ларочка. Сама такой была, между прочим. Ах, как я искренне болела сценой, как мечтала вырваться, уехать в город и поступить в театр! Верила и ничуть не сомневалась, что город встретит меня с распростертыми объятьями. Я верила в это, Дмитрий Михайлович, покуда мне не пришлось впервые перегрызть чей-то хребет. Этой Ларочке следует сразу показать, как жесток мир – дабы она смирно сидела под боком у матушки и не вздумала высовываться. Целее будет.

– Но у вас-то, Ираида, кажется, все сложилось неплохо. Вы богаты, любимы, востребованы публикой.

Та промолчала. Щукина по-прежнему подставляла лицо и шею солнцу, но теперь глаза ее были плотно закрыты, а улыбка исчезла вовсе.

«Неужто упоминание о Ларе столь сильно ее раздосадовало?» – гадал Рахманов.

– Должно быть, вам ужасно неприятно было вчера слышать ту беседу за ужином? – снова спросил он.

– Почему же? – искренне удивилась Щукина.

– Ну как же… за ужином так хладнокровно обсуждали убийство вашего близкого друга, господина Стаховского. С трудом могу представить, как вы вынесли это. Но не обижайтесь на прочих гостей, прошу вас – они ведь не знали, кто вы.

– Я никогда ни на кого не обижаюсь – от этого цвет лица портится.

Щукина открыла глаза и вновь лукаво, по-кошачьи, посмотрела на него. Добавила веско:

– Тем более что все это ложь: с господином Стаховским меня ровным счетом ничего не связывает.

Рахманов изумился – зачем она лжет? Ведь глядел сейчас в ее глаза и читал в ее прошлом совершенно обратное. Но смолчал. Вовремя догадался, что madame снова находится в амплуа беззащитной девушки и текст читает, согласно роли.

Тем более что продолжила актриса опять сама и весьма охотно:

– Не стану скрывать, я уж готова была отдать господину Стаховскому свое сердце – да кто же знал, что он станет требовать невозможного? Мечтал запереть меня в золотой клетке и лишить зрительской любви! Ну, и внимания прочих поклонников тоже. Будто не понимал, что я актриса! Я принадлежу всему миру! Увы, судьба жестоко отплатила ему… Ах, Дмитрий Михайлович, право, иногда мне кажется, что в гибели несчастного господина Стаховского есть и моя вина.

– Ну что вы… – вяло возразил Рахманов.

– Вы так думаете? Ну что ж, мне стало легче. Ну кто ж знал, что он ревнив до безобразия: застал меня в обществе купца Жабина и устроил совершенно мерзкую, вымотавшую мои бедные нервы, сцену. А господин Жабин всего-то угощал меня шампанским после спектакля! Ну и пусть, что в моем номере. Что тут такого? Конечно, я вспылила… наговорила ему лишнего, отчего господин Стаховский тотчас в чем был и уехал бог знает куда… Ах, я так несчастна, милый Дмитрий Михайлович! Жабин – и тот оказался подлецом. Представьте себе, не стал оплачивать мою поездку в Ниццу, подлечить мои расстроенные внезапным расставанием нервы…

Щукина, наконец, замолчала. Спектакль окончен: аплодисменты, занавес, выход на поклон.

В затянувшейся паузе Рахманов догадался, что от него требуются горячие овации или хотя бы слова утешения. Не без труда, но он все-таки их нашел:

– Ну что вы, милая Ираида, все образуется.

Рахманов, в свою очередь, разыгрывать участие даже не пытался – Щукина все равно слышала лишь то, что хотела. Вместо этого поймал ее чудесный взгляд и, молчаливо требуя, чтобы она отвечала только правду, поинтересовался:

– Так вы отправились в «Ласточку» тотчас после того, как господин Стаховский покинул гостиницу?

– Ну что вы, стояла глубокая ночь, когда этот несносный ревнивец закатил мне сцену и умчался куда глаза глядят. А я уехала чуть свет на следующее утро.

– К чему же такая срочность, милая Ираида? Разве у вас не было обязательств перед театром?

– Ах, Боже мой, и вы про обязательства! Какие уж тут обязательства, когда я была так страшно расстроена? В таком стрессе играть спектакли решительно невозможно. Мне требовался отдых, потому Аннушка показала мне ту рекламную заметку и спросила, отчего бы мне не поехать к морю. К чему эти расспросы, не понимаю? – вдруг рассердилась Щукина. – Может быть, вы думаете, что я поехала следом за этим безумным ревнивцем и убила его вот своими собственными руками?